Есть такие слои памяти, которые лучше не трогать.
Они как граната с выдернутой чекой – могут сдетонировать в любую минуту головной болью, долгими и навязчивыми состояниями горечи и слез. Мы их вытесняем, запихиваем подальше, туда, где они не будут никому мешать, а они только и ждут своего часа, чтобы напомнить о себе, накрывая осколками забытых фрагментов.
На Рождество впервые за два c лишним года приехала подруга.
Мы жили раньше через тонкую стенку хрущевки. Слышно было, как они ходят по коридору, как включается свет у них, и у нас на этой тонкой общей стене.
Потом ее родители получили квартиру, а в той хрущевке остались ее бабушка и дедушка, и они – внуки – приезжали все время проведывать их, и нас немного тоже. Мы же дружили всю жизнь, с самого-самого раннего и почти бессознательно возраста. Потом мы учились в разных школах, но мечтали об одном.
Встречались на Рождество и ночь напролет гадали друг другу – на воске, бумаге, воде, именах. Ходили по заснеженному кварталу и болтали о школе, своих девичьих грезах. Менялись книгами, обсуждали фильмы, горячо спорили.
Потом было студенчество, море, дружба, наши святочные гадания, вихрь событий… Целая жизнь ведь прошла с того самого времени, когда мы, замерев над тазом, следили, как свеча плывет в своей лодочке к нашим невиданным далям жизненных виражей. Была ли среди них война? Новая страна? Новое подданство? Хотя, кто из нас думал тогда о таком. Нам кружили голову мужские имена, свадьбы, любовь, дети.
Она приехала. Гражданка другой страны, с которой мы жили целое детство через тонкую стенку хрущевки…
Я ведь почти уже и забыла об этом. Она не была дома почти три года. Дом ведь так и есть – ждет ее, ее семью, их. Оброс долгами, пылью, запустением. Они сменили за это время десяток квартир и столько же работ на двоих в их новой стране. Они карабкаются вверх. После гражданства будет покупка своего жилья уже там.
Дом теперь больше там, чем здесь. Хотя и здесь тоже дом…
Луганск не стал больше или чище за эти три года разлуки. Он не стал другим. После их крупного российского города все кажется здесь мелким, узким, неудачным. "У вас здесь даже трафика нет… Хотя, может, это и неплохо".
Я смотрела на свой и еще вчера ее Луганск их глазами. И видела эти улицы иначе – я ничего этого не замечала раньше. А моя подружка продолжала: "Хорошо, что мы приехали и увидели все это так". Они не рубят пока последние, сдерживающие их, канаты – не продают свою квартиру, в которой они были счастливы десять лет с момента свадьбы, в которой родились их дети, и в которой они мечтали о путешествиях по чужим странам…
Я сижу подле нее, и меня накрывает воспоминаниями, историями, несказанными словами обо всем том, что было за всю эту жизнь вместе и врозь – ворох всего, чего не уместить в одну встречу. Мы взрослые, мудрые, смеемся и не торопимся расходиться. Важное так и не сказано, на языке как шелуха сор пустых слов. "Не знаю, когда мы теперь снова приедем сюда… Дорого, долго, да и не хочется".
Они уезжают в ночь под Рождество. Ту самую ночь, когда наш кораблик из свечки плыл в большом тазу в темной ванной, предсказывая каждой из нас новые страны, неизведанные дали, много счастья и жизненных виражей, третья часть из которых уже за плечами.
Ольга Черненко, «24канал»
